Я смотрю на старые фото и не узнаю.
Вроде та же улыбка и глаза того же зеленого цвета, только печали на их дне стало больше.
Наверно это из-за прожитых лет, из-за всего того что навалилось на нее. Присмотревшись, я замечаю немного морщинок вокруг глаз. Нет, это ее совсем не портит, просто видно, что ей уже не двадцать. И волосы другие, ухоженные что ли. На старом фото тот же цвет вороньего крыла, только там, такие кудряшки несерьезные, а здесь гладкие, аккуратно подстриженные. Она изменилась не только внешне, внутри она тоже другая. Голос стал более серьезным, она теперь не смеется взахлеб, до слез, до истерики, просто улыбается уголками губ. И постоянно думает о чем то, иногда настолько сосредоточенно, что не замечает ничего вокруг. Я знаю, ей бы очень хотелось, что бы как тогда по лужам под дождем бежать, а босоножки в руке и смеяться просто потому, что хороший день. Но она так не может, она другая, я не узнаю ее.
Вот смотрю в зеркало и не узнаю себя…

Вроде та же улыбка и глаза того же зеленого цвета, только печали на их дне стало больше.
Наверно это из-за прожитых лет, из-за всего того что навалилось на нее. Присмотревшись, я замечаю немного морщинок вокруг глаз. Нет, это ее совсем не портит, просто видно, что ей уже не двадцать. И волосы другие, ухоженные что ли. На старом фото тот же цвет вороньего крыла, только там, такие кудряшки несерьезные, а здесь гладкие, аккуратно подстриженные. Она изменилась не только внешне, внутри она тоже другая. Голос стал более серьезным, она теперь не смеется взахлеб, до слез, до истерики, просто улыбается уголками губ. И постоянно думает о чем то, иногда настолько сосредоточенно, что не замечает ничего вокруг. Я знаю, ей бы очень хотелось, что бы как тогда по лужам под дождем бежать, а босоножки в руке и смеяться просто потому, что хороший день. Но она так не может, она другая, я не узнаю ее.
Вот смотрю в зеркало и не узнаю себя…
